Какие потери понес агросектор за время войны?
Последнее исследование KSE Institute совместно с Министерством аграрной политики и продовольствия Украины говорит, что по состоянию на июнь прямые убытки агросектора составили $4,3 млрд, косвенные – $23,3 млрд.
Для каких областей война стала самой разрушительной?
Наибольшие потери понесли те, кто выращивает зерно. Во-первых, потому что это самая большая по количеству производителей сфера, во-вторых, на них повлиял значительный рост цены логистики. На пике логистика стоила дороже, чем зерно. Такого не должно быть. Остальные отрасли потеряли, но не так много.
В животноводстве и производстве масла, например, потеряли, если их инфраструктура пострадала непосредственно от снарядов и военных действий. Но у их продукции были компенсаторы на зарубежном рынке. Мировые цены на мясо и масла были такими высокими, что существенно компенсировали затраты на производство и логистику. Часть производителей масла начала зарабатывать последние 2–3 месяца.
Сколько компаний обанкротились из-за войны?
В нашей стране агропродовольственные компании никогда не подают на банкротство, даже если де-факто так и есть. Да, сейчас есть компании, которые не обслуживали кредитов, но кейсов по банкротству единицы. Аграрии и банки заняли выжидательную позицию. Они относительно спокойно относятся к проблемам друг друга. Сейчас, например, заработали порты, и если динамика будет такой, как сейчас и мы увидим объемы экспорта на уровне 4–4,5 млн т, то вполне возможно, что в сентябре снова будут разговоры между банками и производителями о новых графиках погашения и кредитования. .
Какие результаты уже дало разблокировка портов большой Одессы (Одесса, Черноморск, Южный)?
Во-первых, по состоянию на сегодняшний день (8 августа – ред.) цена фрахта Дунаем уже упала на 10–20%, а к концу месяца может упасть на 30–40%. Это значит, что стоимость логистики альтернативными маршрутами также будет падать. В прошлом году логистика железнодорожным и автотранспортом стоила около $7 на тонну, а с начала войны доходило до $100 за тонну. Я думаю, что скоро логистика альтернативными путями выравнивается стоимости черноморских портов.
Во-вторых, 6 августа в разблокированные порты зашло первое судно, сегодня (8 августа – ред.), в ближайшие две недели планируют зайти не менее 10 судов.
За неделю стоимость страхования упала почти втрое, фрахт – на 30–50%.
Кто те компании, которые готовы вывозить зерно через морские украинские порты?
В первую очередь возвращаются мировые компании, традиционно присутствовавшие в Украине. У них есть своя перестроенная инфраструктура в портах, и они работают системно. Аграриям интересно продать зерно тем, кто готов платить сразу.
Сколько мы можем экспортировать с учетом работающих портов?
Если все будет хорошо, то в сентябре мы можем выйти на общий экспорт 4–5 млн т в месяц. Мы строим прогноз на довоенную мощность портов Большой Одессы – примерно 3,5 млн т в месяц. Но война создает эмоциональное состояние, когда все работают 24/7 и делают невозможным. К примеру, мы прогнозировали, что через Дунай можно перевалить максимум 500 000 т агропродукции в месяц, но бизнес произвел более 1 млн т. Поэтому все зависит от рынка.
Успеем ли мы экспортировать урожай в 2022 году, пока он не испортился?
Да. По прогнозам, мы соберем примерно 65-67 млн т нового урожая. На внутреннее потребление требуется около 18 млн т. На экспорт останется 50 млн т нового урожая и примерно 18 млн т прошлого. Конечно, если коридор будет работать.
Почему цены на пшеницу на внутреннем рынке низки и когда они вырастут?
В порту цена уже выросла. Я думаю, что через 2–3 недели она вырастет и на элеваторах. Почему так вышло? Потому что трейдеры пытались быстрее продать кукурузу, ведь ее легче продавать – она меньше классов качества.
Мы говорили с трейдерами и дали им понять, что хотели бы видеть, что они работают с пшеницей, но прибегать к административному регулированию не планируем. Рынок сам все отрегулирует быстрее и лучше, чем любые государственные органы.
Можно ли избежать ситуации, когда 90% экспорта завязаны на морских портах?
Теоретически – да. Практически нет. Экономической целесообразности в развитии альтернативных путей не было. Для понимания: в Украине более 20 000 зерновозов, а во всей Европе – около 12 000. Должен был найтись кто-то настолько волевой, чтобы убедить украинских и европейских игроков рынка потратить до войны миллиарды долларов на развитие инфраструктуры. Вы верите в это?
Переживут ли аграрные холдинги войну, если ситуация не станет хуже, чем сейчас?
Да. Их запас прочности зависит от того, какой будет урожайность, а также цены на удобрения, мировые цены на зерно. Если эти показатели будут на уровне последних 2–3 лет и компании сами не допустят каких-либо ошибок, то они устоят.
Влияет ли война на урожайность? Сколько урожая мы соберем?
Урожайность во время войны не хуже средней в последние годы. Сейчас прогнозируемая урожайность – 67 млн. т. Это средний показатель за последние годы. Его не следует сравнивать с прошлогодним, ведь тогда был рекорд. В прошлом году мы собрали 107 млн т зерновых и масличных. Учитывая, что в настоящее время около 25% земель оккупированы, максимум мы могли собрать до 77 млн т.
Но да, война отбросила отрасль на годы. Аграрии постоянно обновляли технику, инвестировали во что-то новое, это приостановилось и возобновится не скоро. Даже если война завтра закончится, нужно некоторое время, чтобы принимать такие решения, быть морально готовыми к этому.
Война точно поменяет вектор развития агро в сторону переработки. Это психологический момент.
Что нужно, чтобы после победы инвесторы вернулись в агробизнес?
Три вещи. Первое – система страхования для бизнеса, работающего в условиях войны. Такая система есть в Израиле. Второе – эффективная судебная защита. Третье – понятная позиция Европейского Союза по поводу открытия своего рынка для украинской продукции. То, что они сняли все пошлины в год, не побуждает бизнес инвестировать, нет ответа, а как будет через год. В ЕС это осознали. Они понимают, что интеграция должна быть более глубокой, ведь война закончится, а Россия под боком останется и свою риторику не изменит.
Осенью мы начнем с ЕС разработку дорожной карты, где будет четко прописано: через два года мы отменим эти пошлины, а через три – эти. Это позволит украинскому бизнесу планировать инвестиции.
Планируете ли вы ускорить открытие рынка земли?
Открытие рынка земли идет как прописано в законе. Я бы его максимально либерализовал, но считаю, что общество даже сейчас к этому не готово.
Вы больше верите во внутреннего инвестора или внешнего?
До окончания войны я верю во внутреннего инвестора. Он, банально, CNN меньше смотрит, он живет здесь и воспринимает окружающую ситуацию по-другому. После войны внешний инвестор – хорошая история для украинского агро.
Война заставила вспомнить тему переработки. Есть ли у Украины потенциал для увеличения переработки?
Да. До войны было несколько предохранителей. К примеру, с переработкой кукурузы – это многолетняя монополия «Укрспирта», не позволявшая производить этанол. С зерном сложнее: мука – это не комодитис, и на этот рынок не так просто пробиться. Но если будут сделаны все шаги, о которых я сказал, это запустит развитие переработки. Бизнес сам решит рыночные задачи.
Война точно изменит вектор развития агро в направлении переработки. Это психологический момент. Когда ты раз оказался в ситуации, как сейчас, что не можешь почти ничего вывезти-продать, а твой конкурент чувствует себя лучше только потому, что перерабатывал сырье, это стимулирует наладить хотя бы частичную переработку.
Какой портрет украинского агросектора на 2025 год, при условии, что война закончится в этом или в следующем году?
Если ЕС откроет свой рынок, мы наладим страхование бизнеса и работать эффективную судебную защиту, то в 2025 году мы получим живой ликвидный земельный рынок. У нас появляются новые культуры, которые мы будем выращивать, станет больше проектов в сфере переработки, появится разветвленная инфраструктура.
Будет ли в 2025 году тенденция к укрупнению бизнеса?
Нет. В Украине движущей силой является средний бизнес – от нескольких тысяч гектаров до 20 000 га. Последние 7 лет они самые большие драйверы по поднятию арендной платы и у них наибольшая урожайность с гектара – на 30–40% выше, чем у крупных агрохолдингов. Да, у крупных агрохолдингов более дешевые материалы и кредитный ресурс, но средний фермер более вовлечен в производство и более заинтересован в эффективности процессов. Я думаю, что основным землевладельцем и дальше будет аграрий с земельным банком до 20 000 га.
Мы собирали к вам вопросы в аграрном секторе. Большинство из них сводится к следующему: какие программы поддержки аграрных отраслей будут введены в ближайшее время?
У нас будут программы, диктуемые войной. Во-первых, мы думаем о запуске дотаций на страховой платеж, по американскому примеру. Американцы говорят: мы страхуем вас от банкротства, чтобы вы чувствовали себя комфортно, меньше волновались за этот рынок. Мы не будем принимать за вас сеять решение. И это хорошо работает.
Во-вторых, запустили программу грантов для садоводства и теплиц. Мы хотим давать дотации, которые формируют и развивают отрасли. Бизнес давно воспринимает дотации как некую премию или обезболивающее. Мы не та страна, которая может позволить себе давать обезболивающее. Поэтому мы хотим давать дотации, от которых можно отказаться через 3–5 лет, а страна получит рынок, который работает.
