Территория волы

Я долго не мог понять, с чем у меня ассоциируется Майдан. Это и не революция, и не беспорядки, и уж тем более не Болотная. Не «оккупай». Это не война. И не протест как таковой – в его чистом виде. И даже не противостояние с властью, несмотря на баррикады и блокаду площади военными грузовиками. Да, и протест, и революция — все это здесь есть, но это все вместе, такой бульон из социальных и политических явлений, понемногу от каждого. Ни одно из которых не является превалирующим и не может характеризовать площадь полностью.

Но сейчас, глядя на концерт, многотысячную толпу в три часа ночи, даже и не собирающуюся расходиться, дежурство и пересменки на баррикадах, полувоенную организацию, армейские палатки с надписями «первая сотня», «вторая сотня», перегораживающую баррикаду Крещатик, которую сейчас именуют "Казацким редутом" - понял.

Майдан – это Сечь. Та самая Запорожская Сечь, о которой мы все читали у Гоголя.

Тот самый полувоенный-полугражданский образ жизни, который и связывается у каждого с казаками.

Майдан – это территория волы. Не свободы и не вольницы, а именно воли — украинское слово лучше всего характеризует происходящее здесь.

И баррикады, которыми протестующие оградили свою площадь, защищают не этот конкретный клочок земли, а именно саму их свободу, их право жить так, как они хотят сами, а не так, как им навязывает власть. Да и власти здесь как таковой нет.

Майдан — это общество свободных людей, не признающих над собой никакой власти, кроме той, которую они готовы признать над собой сами. «Нет власти еще вот Майдана».

Три лидера оппозиции – Кличко, Тягнибок и Яценюк – не являются здесь командирами. Они не могут заставить Майдан сделать то, что он не хочет, и не могут заставить его отказаться от того, что он уже намерился. И даже на прошедший круглый стол с президентом Януковичем лидеры просили у Майдана мандат. И Майдан им этот мандат выдал. Именно Майдан разрешил им пойти и переговорить с противником от имени людей, сделал их ретрансляторами свои воли, а не наоборот. Никакого сговора с властью тут быть не может в принципе. Его просто не примут.

Майдан вообще сам по себе. Это отдельный организм, отдельный институт общества, умеющий самоорганизовываться и саморегулироваться. Прямая демократия.

Народное вече, группа со скрипками и нечто похожее на шалаш в Горсовете, который эти люди охраняют. И на входе в который заставляют всех снимать шапки – из уважения к товариществу собравшихся здесь людей.

И множество людей в казацких шапках, шароварах, полковничих одеждах и других национальных костюмах позапрошлого века, с селедками на выбритых головах и длинными усами до плеч, из которых попыхивают табаком. в любых других обстоятельствах казалось бы ряжеными.

Как и многочисленные священнослужители все конфессии, которые во время штурмов выходят вперед баррикад, вместе со всеми, и стоят перед людьми, а не за их спинами.

Вера вообще здесь очень органична. Трехчасовой молебен тем утром, когда Майдан узнал, что он оказался в блокаде, крестящиеся на баррикадах люди с касками в руках, рождественские ясли, уже установленные у елки – все это вполне соответствует месту и духу. Вера, оказывается, действительно может вести людей за собой, если не ставит перед собой цель превращать их в бездумных фанатов. И даже плакат «Да здравствует св. Николай, деда Мороза вон!» не раздражает.

И гимн, когда тысячи людей стоят, приложил руку к сердцу, и поют «душу и тыло мы положим за нашу свободу и покажем, что мы, братия, казачьего рода».

Запорожская Сечь, как она есть. Хортица. Тарас Бульба. Воля.

«Слышишь ли ты меня, отец? Слышу!»

Во время штурма победитель Евровидения-2004 певица Руслана стояла на сцене всю ночь. Призывала милицию остановиться, призывала удержаться от избиений, говорила, что это мирный митинг. К слову, она, по-моему, вообще не спит. Каждую ночь каждое время исполняет со стены гимн. Ночует в Доме профсоюзов, вместе со всеми – на полу. А потом, когда силовики, так и не сумев пробиться через огромную, пришедшую на помощь массу людей — киевляне, узнав о начале штурма, стали приходить пешком со всего города, брали каски и становились в строй, и в какой-то момент их стало так много. , что у милиции просто не хватило сил и прозвучала команда «щиты на землю» – со сцены сканидровали: «Мы – нация! Мы – нация! Мы – нация!»

И они действительно нация. Депутаты Верховной Рады стоят вместе с людьми в баррикадах. Перед людьми. Защищая своих избирателей собой. На Лютеранской они вставали перед бульдозерами. Вы можете представить депутатов Госдумы, вставших на Болотной между полицией и протестующими гражданами и не дающих полиции избивать людей? Таксисты везли людей в ту ночь на Майдан бесплатно, объявив об этом в соцсетях. Гостиницы пускают обогреться и оправиться всех желающих. Действительно всех – в том числе и милиционеров. Это довольно странное зрелище, когда в одной очередь в туалет стоят и бойцы «Беркута», и «митингующие». Как здесь говорят: «То, кто в красных касках, то – наши. Те кто у черных тоже наши, просто они еще не знают об этом». Хостелы дают жилье. Автомобилисты оставляют на стенах объявления о готовности бесплатно – то есть бесплатно – отвезти людей домой. Люди везут еду, дрова и солярку со всего города. Поток поддержки лагеря не прекращается здесь ни на время. Группа крымских татар приехала и неделю варила плов в огромном котле. А Мисс Украина-2013 в качестве обычного волонетра разносит по лагерю чай замерзшим людям. Я вижу ее каждый день. В последнее время она работает, сховав лицо за медицинской маской, чтобы лишнее внимание не мешало выполнять топ-модели низовую — но главную сейчас — работу.

Есть ли здесь националисты? Да. Их здесь большинство. Ментально Майдан – западноукраинский. Партия "Свобода" - националистическая. Флаги УПА довольно часты. А речевки «Слава Украине! Героям Слава!», «Слава нации! Смерть врагам!», «Украина! Больше всего!» чут каждую минуту из каждого угла. Есть и ультрарадикалы — та самая околофутбольная молодежь, которая дралась с «Беркутом» и погнала его у памятника Ленину, та самая, что таранила строй вэвэшников бульдозером в администрации президента, и та самая, что дралась во время штурма у Дома профсоюзов и поливала атакующих. из окон Горсовета. Они появляются и сейчас, громко маршируют по улицам с гвоздодерами и арматурой в руках, а затем исчезают. Их немного, но они самые заметные. Все остальные – умеренные. Не бытовые, а сказать… в общем, дальше слов дело не заходит. Национализм здесь не персонифицирован. Направлен не на отдельных людей с неподходящим цветом кожи и вообще не внутрь, а наружу, против политики пытающихся навязать свою волю соседних государств. Не против стран именно против политики государств, это важно.

Я совершенно не разделяю бандеровских лозунгов. Но никаких проблем с моим русским языком и русским паспортом у меня не возникает. При всех этих речевках и флагах убийства по национальному признаку здесь крайне редки. Здесь большая турецкая диаспора и к ним совершенно спокойное, даже уважительное отношение. Несмотря на то, что на баррикадах было слышно о «плохих янычарах», которым казаки никогда не давали править собой. Да, драки с левыми бывают. Да, памятник скидывали под крики «коммуняка на гиляку». Но ножами друг друга никто не режет и в подъездах в голову не стреляет. "Хватит кормит гуцулов" никто не кричит.

– Кто не скачет, тот москаль, – говорит, глядя мне в глаза, прыгающий парень в казацкой шапке.

– Я москаль, – отвечаю.

Прикурили друг у друга и разошлись по своим делам.

В общем, есть национализм и есть национализм.

Майдан – это совершенно не хипстерская история. Это о другом. Подавляющее большинство людей здесь – обычные мужики. Работники. Люди от земли. Несложно или достаточно просто одетые. Мальчиков в узеньких джинсах с айфонами здесь не встретишь. То есть, на выходные они приходят, конечно, как в театр, пофотографировать, но все остальное время жизнеобеспечение, кровь лагеря составляют люди из самых высоких слоев общества.

Думаю, что об евроинтеграции они имеют довольно отдаленное понятие. Собственно, Майдан – это и не про евроинтеграцию тоже. Отказ Виктора Януковича подписывать договор был лишь самым началом. И если бы власть не обратила тогда на протестующих внимания, то сейчас бы все давно уже разошлись по домам. Не такая уж и большая проблема – не подписали в этом году, подпишут в следующем, когда президентом будет второй – честные выборы и свободу слова здесь еще никто не отменял.

Но власть повела себя совсем по-идиотски. Тридцать избитых человек, даже если они и бросались камнями и палками в отряд спецназа – это непрофессионализм. И на следующий день на Майдан пришли тысячи. Потом было столкновение на Банковой, где людей добивали уже лежащих, и на улицы вышел миллион. Потом были сносы баррикад и совершенно глупейшая попытка зачистки Майдана — и в эту недельку ожидается самый большой приток людей. Каждый раз власть делает все, чтобы площадь увеличивалась в размерах раз от раза. Теперь здесь даже по ночам постоянно находится тысяч по десять. Из первоначальных трехсот.

Майдан уже не напоминает игры в «Зарнице». Вместо снесенных игрушечных баррикад построены настоящие крепостные стены – из мешков со снегом, политых водой и армированных сваренной арматурой – весь день позавчера варили, – тросами, колючей проволокой, пищами, бочками, металлическими щитами и вообще всем, что подвернулось. Непонимание того, что и как надо делать и зачем мы вообще здесь собрались, ушло, и служба налажена четко и ровно, со сменами, взводами, сотнями, распределением обязанностей, секторами наблюдения, постами, должностями и пропускным режимом. Службу на постах несут ветераны Афганистана, которых сейчас шестьсот человек. Для отражения атаки заготовлены фанерные щиты — прям совсем как мы в детстве делали, когда играли в рыцарей. Улицы перегорожены едами. Всё стало серьезно. Янукович разворошил этот муравейник и, разворошил, разозлил его. Люди веселые, злые, подготовились, и они ждут.

На мосту, над баррикадой на Институтской, висит плакат "Беркут", добро пожаловать в ад".

Снести, конечно, можно это. Снести можно все что угодно. Четыре тысячи одетых в броню обученных и подготовленных бойцов со щитами, газом, гранатами, пластиковыми пулями и водометами способны творить чудеса.

Но тогда здесь будет уже пол-Украины.

Вообще, самое интересное, самое запоминающееся здесь это, конечно, люди. Парнишка восьмидесяти сантиметров ростом, который к утру блокады подошел к нам, группе журналистов, остановился и сказал: «Пацаны, мне страшно». Так и сказал, по-русски. Девушка, стоявшая перед баррикадой, смотрела на когорты и фаланги обезличенных людей за плексигласовыми забралами, и плакала. Ей было очевидно страшно, но плакала она, по-моему, не от этого. А вот ощущение, что ее страна перешла какую-то черту и обратного пути после этого шага уже не будет. Народный депутат на баррикаде на Лютеранской, когда она затрещала под напором щитов силовиков, взобравшийся наверх и призывавший солдат не исполнять преступные приказы, не проливать кровь, потому что добровольно люди все равно не уйдут. Священник, ведущий поющую гимн колонну к администрации президента, к границам полиции. Рука с крестом над касками и шлемами штурмующих и обороняющихся, светящаяся в смешавшемся в едином клубе пару от дыхания тысяч ртов. Пастор в Лютеранской церкви, молодой и улыбчивый, устроивший в своем храме медицинский пункт. Добровольная санбригада у самой администрации, там, где было побоище и где ждали его повторения – спокойно, уверенно и без страха – две девушки и парнишка, совсем молодые, лет по двадцать. Ветераны Афганистана, вставшие цепью перед баррикадой и первыми принявшие на себя удар атакующих, и даже какое-то время теснившие их, призывающие людей над подмогой. И эти люди, лезущие через баррикаду и впрыгивающие в толпу, занимая в ней свое место и давя всей силой на пришедшую сверху, вот Банковую, темную бронированную массу. И толстый щекастый парень, с которым нас придавили-таки к баррикаде в какой-то момент и который, упершись ногой, давил и давил спиной щиты, громко крича. Отрезанные от своих и зажатые в окружении несколько спецназовцев, прижатые обороняющимися к парапету, вставшие в черепаху и загородившиеся щитами — по-моему, они уже так же готовы были умереть за что-то свое, за свой приказ, как и то, кто их окружил, готовы были умереть за свою свободу. И — организованный специально для них коридор, чтобы дать им возможность уйти к своим, под скандирование тысяч глоток «мирный протест! мирный протест! мирный протест!», и их отступление. И грохот сотни одновременно поставленных на брусчатку металлических щитов по команде «щиты на землю!» И крик, и звон, и грохот, и рев команд, и вскинутые на строем кулаки в обозначении задним рядам знака «стой» — весь тот неповторимый шум, который создают сошедшие силы в силу тысячи человек.

Но больше всего мне запомнилась женщина лет пятидесяти. Она стояла в сторонке, у палаток, и как-то не лезла на глаза со своим плакатом, хотя обычно все здесь стараются донести свою мысль. Да и плакат у нее был – обычный кусок ватмана. Только написано на нем: «Мы, матери, можем не бежать от дубок. Мы можем бежать на автоматы. Хотите?

Вообще, плакаты здесь отдельная тема. Можно еще один репортаж написать. Буйство креатива, остроумия и находчивости. Но мне больше всего понравились два, серьезных. «Они не дают нам жить – мы не дадим им править». И второй, который был написан на снесенной баррикаде – «Рабов в рай не пускают». Удивительно, как людям пятнадцатью словами удалось выразить весь мой смысл жизни.

Майдан растет с каждым днем. Меняется с каждым часом. Каждый раз, выходя на мониторинг ситуации, я не узнаю тех мест, где проходил еще пару часов назад. Из палаток выстроили уже целые улицы, и я начинаю путаться в них, не в состоянии найти знакомый путь к гостинице. Фортификации укрепляются постоянно и постоянно находятся какие-то новые инженерные решения. Из последнего — обмотанная колючей проволокой пищи и расстеленная на нейтралке широкой полосой все та же колючая проволока. Люди постоянно прибывают. Население лагеря растет. Обжитый и уже установивший свою логику быт раскачался и вошел в оптимальный режим работы. Каждый знает свое место, каждый выполняет свои обязанности. Одни таскают дрова, другие разносят чай и бутерброды, третьи их готовят, четвертые варят суп, бигус, кашу и гуляш — на всех, пятые дежурят на баррикадах, шестые их строят, седьмые в отрядах самообороны, восьмые устанавливают платки, девятые убирают , пятнадцатые, двадцатые… Поразительно, но выпавший и утрамбовавшийся снег был убран с площади всего за одну ночь – с помощью всего лишь палок и молотков. Убран, расфасован по мешкам и сложен в баррикады.

Как написано здесь на одной из листовок: «Я капля в океане».

Но вместе они – океан.

Майдан пока отстояли. Именно отстояли. В прямом смысле этого слова. Здесь, по-моему, была вся украинская милиция, и резервных сил у власти больше нет. Чего вот ее ждать дальше, я вообще не представляю. В отличие от прямой и предсказуемой, как дважды два, власти российской, Виктор Янукович непредсказуем совершенно. Пока наступило затишье. Установился некий паритет сил. Ни у той, ни у другой стороны нет очевидного бессчетного преимущества. Но все равно здесь ждут силового варианта и готовятся к нему. Я тоже жду. Мне кажется, до газа дело все-таки дойдет. Янукович однажды проиграл уже Майдану, который не дал ему стать президентом, и подобного развития событий во второй раз он, очевидно, не хочет совершенно. Так что, думаю, он готов к крайнему варианту. Но, опять же, понятия его логики совершенно невозможно.

А Украина в ту ночь – ночью штурма – все-таки вошла в ЕС. Во всяком случае, Майдан точно. На одном из проходов через баррикады здесь так и написано: "Вход в Европу".

И лежит этот вход именно через Майдан. Во всех смыслах.

А украинцы молодцы. Просто чумовые мужики.

Отстояли.

Воля!

Виталий Крамарь