Второй день. Почему 8 мая для Украины важнее 9-го.

Украинское общество только сейчас начинает отходить от советского дискурса в оценке истории Второй мировой войны.

Поразительно, что до российской анексии Крыма и нападения на Донбасс сама идея отмечать день окончания Второй мировой войны не 9, а 8 мая – или хотя бы и 8-го, и 9-го – никогда не приходила в голову большинству украинцев.

Разницу в датах воспринимали исключительно как календарную – просто, мол, к моменту проведения церемонии подписания капитуляции в Москве было уже 9 мая, поэтому на Западе и в Советском Союзе день окончания войны отмечают в разные дни. И вместо внесения изменений в календарь нужно пощадить чувства тех, кто привык именно к 9, а не к 8 мая, для кого это не просто календарная, а именно военная дата.

Но только это совсем разные дни. 8 мая – день скорби и памяти, в нем нет места для особой радости. Радовались в 1945 году, когда война в Европе завершилась, а потом пришло осознание количества жертв, масштабов разрухи, понимание всего того страха, который раз и навсегда сделал высшей ценностью мир.

А 9 мая – это день парада, день праздника, хай даже со слезами на глазах – слез с каждым годом все меньше – но не праздника. Не случайно от Дня Победы как от праздника в Советском Союзе отказались практически сразу же после окончания войны и вернулись к парадам только в брежневскую эпоху.

В первые послевоенные десятилетия было слишком много вдов, сирот, калек, могил и руин – чтобы так вот откровенно радоваться, разъезжать на гудящих машинах с ленточками и пахать "спасибо деду за победу".

А потом – как-то незаметно – все это стало возможно, потому что переживших войну по-настоящему осталось так мало, что их подлинную скорбь можно просто цинично игнорировать. И не случайно в Советском Союзе и в путинской России день скорби и день триумфа искусственно разведены по датам.

День скорби – это 22 июня, день нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. Советские пропагандисты любили говорить о “вероломном” нападении – и все очень хорошо понимали, что означает это слово, ведь Гитлер напал на Сталина, нарушил союзнические договоренности, это и есть вероломство. А день триумфа – это 9 мая, можно, конечно, и всплакнуть, но нужно праздновать.

Только сейчас видно, насколько глубоко все десятилетия после провозглашения независимости оставались в этом советском контексте прочтения истории. Радоваться и торжествовать тогда, когда у человека должно сжиматься сердце, когда он осознает происшедшее и понимает, что больше никогда не увидит своих родителей, супруга, детей, друзей, что у него больше нет родного дома, родного города, даже народа нет!

И у соседа – такое же горе, и дальше по улице, и дальше. А еще можно никогда не увидеть своих рук и ног, даже если остался в живых. И так – с сотнями тысяч, с миллионами людей. Война окончилась, но весь этот кошмар – вон никуда не девается. И чем мы ему ответим? Выведем на улицу армию!

Еще одним очевидным следованием советскому дискурсу было нежелание воспринимать Украину как особую страницу военной истории, те самые "кровавые земли", о которых писал Тимоти Снайдер.

Если бы такое нежелание присутствовало только в России, это и понятно, что там Украину или Беларусь всегда воспринимали как продолжение российской истории – и только. Допустим, на Западе многие не ощущали того, что через украинские земли война не просто проходила, она у нас жила практически все годы Второй мировой, требуя все новых и новых жертв. Но если мы до последнего времени отказывали себя в понимании противоречивости и сложности собственной истории, в уважении к тем, кто боролся за свободу Украины – то чего же хотеть от других?

Вторая мировая – и в этом, кстати, ее важное отличие от первой мировой – начиналась как протест демократий против тоталитаризма, как нежелание согласиться с правом одних к территорию других по своему желанию, по праву сильного.

Советский Союз, частью которого были тогда украинские земли, не собирался участвовать в этой войне на стороне добра. Он оказался по правильной стороне именно из-за вероломного – какого же еще, Сталин так ему верил – нападения Гитлера. Именно поэтому победа над нацизмом оказалась триумфом демократии и именно поэтому Советский Союз старался сдержать этот триумф в зоне своего влияния на все послевоенные десятилетия. А сейчас этот триумф, как может, сдерживает Россия – вот, собственно, и вся краткая история второй мировой.

Украина же, как и другие территории, издавна превращенные Россией в крепости и плацдармы, разрывалась между необходимостью защищать свою землю от агрессора и желанием добиться свободы для себя, а не для охраняемой державы. Именно этот разрыв, эта невозможность осуществления и того и другого, превратила ее в кровавую землю. Именно поэтому в мои нам уместнее скорбеть, чем радуться.

Если нам действительно есть, что отмечать как победу – это триумф демократии, который предопределил крах не только национально-социализма, но и в конечном счете – империализма и коммунизма, сделал возможным превращение Украины из объекта истории в ее субъект через семь десятилетий после окончания войны . И за этот шанс нам следует благодарить всех тех, кто отдал свои жизни в противостоянии злу – под какими бы флагами это зло не выступало.

Виталий Портников