Его позвало море и родной край

Расскажу о втором – капитане первого ранга в отставке, подводнике Николае Дымирове.

Во многих странах мира 19 марта традиционно отмечается как День подводника, а как заметил один наш маринист — по героизму на душу населения подводники, даже среди моряков, занимают первое место.

…На полдороге из Измаила в Болград стоит большое болгарское село Криничное. О том, что в нем живут самодостаточные, зажиточные люди, говорит тот факт, что оно выгодно отличается от других болгарских деревень Южной Бессарабии. Взять хотя бы их красивые крестьянские дома, большинство из которых высматривают на улицу своими тремя или даже четырьмя окнами. Дома все каменные, ухоженные, один краше другого, забора украшены, улицы подметены. Правда, сейчас основная дорога села, по которой следуют рейсовые автобусы, основательно разбита, хотя это и легко поправимо.

В предвоенные годы здесь жила молодая семья Димировых – муж Алексей и жена Анна. В августе 1939 года у них родился первенец и окрестили его Николаем — именем, столь уважаемым среди славянских народов. Семья «жила – не тосковала» и, как все жители села, самозабвенно трудилась над расширением и обогащением своего хозяйства. И оно давало результаты — дом, усадьба и хозяйство были не хуже других в деревне.

В 1940 году, как и подавляющее большинство жителей Бессарабии, сельские жители с радостью встретили приход «наших» — советских, а поспешный уход «не наших» (для которых Бессарабия, которую они захватили в сумбурный 1918 год, была колонией) вызывало чувство удовлетворения свершившейся справедливостью — мол, не хватай чужое, даже если оно плохо лежит. Но скоро на безоблачном небе над семьей Димировых вдруг сгустились грозовые тучи — зоркий глаз НКВД распознал в них «чужих советской власти элементов».

Не родной отец Анны Ивановны (брат отца) когда-то, в прошлом, служил в гвардии русских войск. И, хотя он еще в 1926 году ушел в мир другой, тем не менее, его приемная дочь, падчерица, вызвала у чекистов подозрение. И семья Димировых в самый канун войны, 14 июня 1941 года, этапом была сослана в Сибирь - в Томскую область, поселок Дутовское. Так маленький Николай, которому не исполнилось еще двух лет, оказался вместе с родителями в бескрайних суровых сибирских просторах.

— Коля, как жилось тебя в детские годы в Сибири? - Пытаю у Николая. — Ты знаешь, разумеется, детство нам дается, чтоб огромную дозу счастья, которая человеку отводится, испытать конкретно тогда — босоногому и беззаботному, — философски отвечает он. — Оно, босоногое детство, и сейчас меня не отпускает, до мелочей вспоминается и помнится многое…

И он с восторгом начинает вспоминать охотничьи походы на лыжах в тайгу, как осенью собирал крупный, не чета нашему, здешнему, боярышник, как тайга его манила и опьяняла свободой и своей бескрайностью…

– Неисправимый оптимист, – думаю я о себе. Хотя знаю, что оно, его детство, далеко не было легким. Взять, например, то, что Николаю приходилось ходить в школу двух соседних деревень: в семилетку в 7 км в село Новиково, а в среднюю школу — всего 17 км в село Старица. А ходит в Сибири (в любую погоду, в том числе летом босиком, а зимой на лыжах при температуре, достигающей минус 40 градусов) далеко не каждому юноше под силу.

– Куда, сынок, пойдешь учиться дальше? — спросил его отец, видя у него прирожденный физико-математический склад ума и завидное упорство в достижении цели. – Аттестат зрелости у тебя неплохой на руках.

– Пока пойду работать в леспромхоз, на лесоповал, подзаработаю денег, – отвечал Николай. — Сам оденусь, сестра Мария и вам с мамой помогу, а потом посмотрим… Но долго лес валить ему не пришлось — через полтора года Николая призвали в армию. После успешного окончания (по первому разряду) школы младших авиационных специалистов, имея право выбора места, он выбрал Украину. Его направили служить в истребительную авиацию под Харьков в качестве шофера-электромеханика радиолокационной станции ближнего и дальнего привода.

— Николай, почему ты, наземный авиатор, из летно-подпрыгивающего состава не пошел в летное училище? — провокационно прошу я у друга. — Ведь у летчика в руках штурвал послушной машины, ритмично бьется второе сердце пилота — реактивный двигатель, голубое небо, кожаные меховые куртки… Девушки млеют при виде летчиков.

– А ты знаешь, меня почему-то потянуло, позвало море, – отвечает Николай. — Это потому, что я его никогда не видел, а может быть, под влиянием прочитанных книг о море. И в 1961 году я решил поступать в Каспийское военно-морское училище, а заодно и посмотреть на море, о котором много слышал и читал.

– Конкурс среди нас, абитуриентов в солдатской и матросской форме, был большой, – продолжает мой собеседник. — Сначала нас было 298 человек, а после всех экзаменов и мандатной комиссии в училище зачислили 36 человек. Я по профилирующим дисциплинам — математике и физике — имел жесткие знания, полученные в сельских школах, и даже, как мог, помогал другим поступающим, за что меня жарко прозвали «келдышем» (тогдашний президент Академии Наук СССР). Но дамокловым мечом надо мной висело клеймо сына репрессированного. Я ждал с трепетом, что скажет мандатная комиссия – и она сказала «Да». Очевидно, отразилась хрущевская оттепель, и новое руководство страны поняло, что наломали много дров, многих посадили или сослали зря, искалечили им судьбы.

– Но тут пришла вторая беда, – продолжает Николай. – У меня обострился радикулит. Я даже не мог нагнуться и самостоятельно обуть солдатские сапоги, в которых приехал поступать. Что делать? Еще не начал учебу, ложиться в лазарет? И тут мне подсказали, что нужно теплое море и горячий песок. Тогда я попросил старшину роты мичмана И. И. Иванова отпустить меня в увольнение на два дня подряд, чтобы я смог погреть на училищном пляже солнцем и песком свое больное место. Эти два дня не прошли бесследно, и я окончательно был покорен морем: и за его бескрайние просторы, и за целительный белый песок на берегу.

Николай Димиров был зачислен на штурманский факультет.

– Коля, в 60-е годы ваша бакинская команда была фаворитом на общеучилищных соревнованиях в Петергофе по дамбе и парусу. А занимался ли ты этим флотским видом спорта? – задаю я ему вопрос.

Он молча находит в альбоме фото, где запечатлена команда шестивесельной шлюпки, и он красуется левым загребным. Я в полном восторге – ведь все три года учебы в Кронштадтском военном училище я тоже был левым загребным в составе сборной команды училища. Кровные братья!

— Годы учебы в училище были очень насыщенными, по-своему интересными и плодотворными, вспоминает Николай. — Каждый год мы морскую, штурманскую практику, а потом и стажировку проходили на кораблях разных флотов страны. За 5 лет обучения мы получили хорошую профессиональную подготовку штурманов.

После окончания училища в 1966 году инженер-лейтенант Н. А. Димиров был направлен для дальнейшего прохождения воинской службы в ТОФ (Тихоокеанский флот), где приказом Главкома ВМФ был назначен командиром электронавигационной группы во вновь формирующийся экипаж АПЛ (атомной подводной лодки). По окончании спецкурсов офицерского состава с декабря 1967 г. по февраль 1974 г. проходил службу на должностях штурмана и помощника командира АПЛ, и в воинском звании вырос из лейтенанта до капитана III ранга.

Был участником трех общефлотских ученых - "Восток", "Восход", "Океан", производил расчет для трех пусков ракет, прошел две боевые службы… В декабре 1973 года получил назначение на должность преподавателя в родное Каспийское ВВМУ им. С. М. Кирова. И с марта 1974 г. он стал вести такие штурманские дисциплины как «Навигация», «Кораблевождение», «Математическая обработка и анализ навигационной информации». Слушателями были как наши, русские, так и зарубежные курсанты и офицеры.

Отличительной чертой преподавания в военном училище, а в морском тем более, является то, что вслед за теоретическим курсом курсанты проходят практику на кораблях флотов страны. Поэтому Николаю приходилось ежегодно по нескольку месяцев участвовать в практическом обучении в дальних походах штурманскому делу своих слушателей — курсантов и офицеров (как наших, так и иностранных — от Никарагуа до Кампуччии). С ними он побывал во всех земных океанах и в несчетном количестве морей. Его плодотворная преподавательская деятельность, любовь и преданность своей штурманской профессии, грамотное обучение курсантов по достоинству были оценены руководством училища - Н. Димиров переводится на должность старшего преподавателя, а вскоре ему было присвоено очередное воинское звание - капитан первого ранга.

Служба у Николая Алексеевича шла хорошо, и он рос профессионально и в воинском звании. Но его сыновья любовь к родителям, переживания о их тяжелой судьбе постоянно тревожили его. Он семь лет писал во многие инстанции, пытаясь доказать абсолютную невиновность родителей, просил смягчения их участия, в частности, добивался разрешения им вернуться в свою историческую семью. И его усилия постепенно давали результаты: сначала родителям разрешили поселиться в Молдавии, а затем разрешили вернуться в родное село Криничное. Сама же реабилитация их, как ни в чем не винных, произошла еще раньше: мол, извините, ошиблись…

— Николай, что тебя толкнуло перевестись из Каспийского морского училища, с должности старшего преподавателя в звании капитана I ранга, в Измаил, на офицерские курсы — с понижением во всем и в должности, и воинском звании?

– Меня ты пытаешься об этом не первый. Как это ни покажется странным, но меня потянуло на свою малую семью, в город, где я родился, — был мне ответ. – По-видимому, здесь сработало что-то генетико-ностальгическое. Мне ведь пришлось долго добиваться этого перевода. Меня тогда многие отказывались понимать. Побудительным моментом стало и то, что родители уже были в возрасте, а десятилетиями был лишен общения с ними. Взыграли, наверное, сыновьи чувства, которые за жизненными хлопотами и устремлениями были ко времени приглушены.

Пока Димировы не по своей воле прозябали в Сибири, в их доме и усадьбе размещалась колхозная бригада, дом и при- усадебные постройки были основательно запущены. Поэтому отец моего собеседника Алексей Алексеевич в свои преклонные годы решил довести дом и всю усадьбу до того состояния, какими они были при выселении Димировых в июне 1941 года. Это стоило большого труда и денежных средств, а основная тяжесть забот легла на плечи Николая.

Я был свидетелем того, как он, завершил служебные дела в городском штабе гражданской обороны, где мы с ним в то время служили, садился на рейсовый автобус и ехал в Криничное. В конечном счете, как и наметил отец, все было доведено до кондиции, хотя преждевременная смерть матери Николая Анны Ивановны в 68 лет омрачила жизнь семьи.

В декабре 1989 года каперанг Димиров в возрасте 50 лет был уволен в запас. За плечами у него был 31 календарный год службы, а с выслугой – почти сорок. Можно было бы остановиться, оглянуться, спокойно пожить на заслуженном отдыхе. Но это не в натуре Николая Алексеевича. Его физико- математические знания были востребованы, и его пригласили вести эти дисциплины в школах, лицее, ПТУ города. Он безотказно вел занятия в этих учебных заведениях, но всегда ждал приглашения в морские учебные заведения города.

В 2000 году его пригласили в качестве старшего преподавателя на курсы вахтенных помощников в филиал Киевской Академии водного транспорта. В 2005 году он в качестве ассистента, затем старшего преподавателя работал на Измаильском факультете Одесской национальной морской академии (вел курс «Электронавигационные приборы»). И вот только сейчас, когда преодолел 75-летний жизненный меридиан, он потихоньку угомонился (к чему его давно уже призывал).

— У меня сейчас, когда все устремления и страсти улеглись, осталось два профессиональных праздника, — говорит Николай Алексеевич.

– Это 25 января – День штурмана, и 19 марта – День подводника. Я их праздник чту. И действительно: каждый год в эти праздники он устраивает в своей каюте (квартире) небольшой прием близких ему друзей. А им есть что друг другу рассказать – все бывшие воины. Да и я далеко не все рассказывал Николая Алексеевича Димирова могли бы послужить сюжетом для интереснейших литературных художественных рассказов…

Клим КОВАЛЕВ.