"Понимаешь, что три года уделил пути, а не семье": комбат ТрО из Аккермана Андрей Завгородний - о мотивации, ответственности и страхе

 Ровно три года назад, 24 февраля 2022 года, тысячи украинцев приняли решение стать на защиту родного государства, страдающего российским нашествием. В конце февраля очереди в военкоматы не имели конца и края. Особенно многие мужчины стремились вступить в ряды Территориальной обороны, которая к тому времени только начала формироваться. В преддверии третьей годовщины полномасштабного вторжения "Бессарабия INFORM" пообщалась с командиром 182-го отдельного батальона 122-й отдельной бригады территориальной обороны ВСУ майором Андреем Завгородним. Опытный военный рассказал нам о формировании вверенного ему подразделения, направления, на которых бойцы вытесняли врага и превосходили достижения профессиональных бригад, а также высказал свое мнение о проблеме самовольного ухода из частей и снижении уровня мотивации наших защитников.

 Становление военного

Андрей Александрович Завгородний родился в семье учителей 1984 года в поселке Красное тогдашнего Тарутинского района. Через три года семья переехала на малую Родину главы семейства – Александра Федоровича в село Широкое, где его назначили на должность директора школы. Там родители нашего собеседника работают до сих пор. После окончания школы Андрей Александрович поступил в Одесский институт сухопутных войск на факультет аэромобильных войск (сейчас ДШУ). По окончании учебы проходил службу в 95 десантно-штурмовой бригаде. После заключения первого контракта был в составе национального украинского миротворческого контингента в Косово под командованием Михаила Забродского (ныне генерал-лейтенант ВСУ). В 2011 году после увольнения из рядов ВСУ начал заниматься предпринимательской деятельностью. В феврале 2022-го вернулся в службу, присоединившись к 182 батальону ТРО, который формировался в Белгороде-Днестровском, а уже осенью 2024 года возглавил его.

 — Андрей Александрович, расскажите, пожалуйста, где Вы встретили полномасштабное вторжение?

— Я был дома в Белгороде-Днестровском, когда началась большая война. Честно говоря, до последнего не верил, что в 21 веке такое может произойти. Я, как и многие мои собратья, с которыми мы стали на защиту, думал, что враг после первых потерь поймет, что умирает на чужой земле неизвестно за что, и это все прекратится. Но мы все ошиблись, а потом появилось чувство справедливости и злобы. Большинство из тех, кто со мной сейчас служит, никогда бы не пошли на службу, если бы не война. Мы это сделали вынужденно, но сознательно.

 — Почему вы присоединились именно к силам территориальной обороны?

— В то время у меня было желание защитить непосредственно свою семью, своих родителей и дом. Никто не мог знать, где мог быть следующий прорыв врага – его ждали повсюду. И в том числе у нас на побережье, ведь это было одно из приоритетных направлений для россиян.

 — Как происходило Ваше продвижение по службе?

— Сначала я был назначен начальником командного пункта батальона, но 90% времени я уделял обучению личного состава, а не своим функциональным обязанностям, потому что тогда это было очень актуально. Большинство из личного состава нашего подразделения никогда не проходили военную службу: у них не было понимания, что такое оружие, как его положить, зарядить и при этом никого из собратьев не искалечить. Где-то через год меня назначили заместителем командира батальона. Когда мы были в Донецкой области, я начал исполнять обязанности командира батальона, и после отвода подразделения на восстановление в конце ноября прошлого года был официально назначен на должность командира батальона.

 — В состав ТРО, как Вы уже упомянули, вошли люди, не имевшие военного опыта. Как формировалось Ваше подразделение? Люди каких профессий служат вместе с Вами? Все ли они из Одесщины и, в частности, Бессарабии?

— 80% людей, которые первыми пришли в батальон, не имели военного опыта, но имели стойкое желание защищать своих родных и Родину. Батальон укомплектовался за первые недели. Я помню те очереди, тех людей, их энергию. У нас ничего не было: спали на земле, ели, что придется, ездили на своем транспорте. Мотивация зашкаливала. Почти все они пришли по собственному желанию без полученных повесток. Есть люди, которые говорят, что ребята ушли после услышания о хороших зарплатах, но наш батальон был формирован задолго до появления информации о доплатах. При том, что были тогда большие проблемы с обеспечением. Были и есть люди разных профессий: и строители, и предприниматели, учителя, фермеры, покинувшие свое хозяйство, был у нас и руководитель предприятия, имевший в подчинении до 700 человек. В конце концов это большой плюс, потому что есть возможность закрыть потребности в разных направлениях. Так получилось, что каждый нашел свою нишу, и так оно по сей день работает.

Когда батальон формировался, почти все ребята были из Бессарабии и небольшая часть из Одесщины в целом. Но, к сожалению, история человечества не знает войн, в которых не было бы потерь, поэтому сейчас доля наших земляков меньше. Кроме того, когда мы возвращались из Донецкого направления, я дал возможность всем желающим покинуть подразделение по человеческим причинам, ведь некоторые физически, а некоторые морально не были готовы продолжать выполнять задачи в районе боевых действий. И это рано или поздно должно было произойти. Я считаю, что те, кто выполнял задачи на самых горячих точках фронта в течение пяти месяцев, должны быть изменены, потому что люди пережили очень многое. И не каждый с этим может справиться и выйти из этого состояния.

 - Где военнослужащие Вашего батальона проходили обучение? Как вы можете охарактеризовать подразделение по сравнению с 2022 годом?

— В начале нашего непосредственного участия в зоне проведения боевых действий мы даже не понимали, насколько наши ребята были подготовлены в отношении других, потому что не с чем было сравнивать. Будучи заместителем командира батальона, я был ответственен за проведение боевой подготовки. Перед выходом на Донецкое направление я готовил один штурмовой взвод каждый месяц, таким образом мы «прогнали» почти всех ребят из-за занятий по тематике, приближенной к реальной. Я сам сформировал программу подготовки, включавшую разные направления. Я уверен, что не бывает плохих солдат, есть неподготовленные. Эти слова я очень часто говорю своим ребятам. В 2022 году военные были не очень хорошо обучены, но мотивированы, а сейчас – люди обучены, опытны, но мотивация идет на убыль, присутствует разочарование.

 - На каких направлениях были ваши бойцы?

— В составе батальона первая приближенная к боевым действиям задача была на Очаковском направлении. Потом это была Донетчина: Селидово, Новогродовка, Красногоровка. На Донецком направлении мы сменили несколько составов бригад. В составе отдельного штурмового батальона выполняли задания. Ребята себя там проявили очень героически. Нам пришло распоряжение создать штурмовую группу и восстановить позиции, входившие в состав 47 ОМбр. Мы выполнили приказ, ребята сделали то, что не смогла сделать 47 бригада в течение полутора суток к нам, а наши бойцы сделали это за три часа.

 — Ребят отметили за это?

– Да. Процесс награждения никогда не останавливается. К сожалению, в нашем государстве такая система награждения, что в случае награждения именно государственными наградами, они могут «уходить» по шесть-восемь месяцев. Те люди, которые принимали участие в восстановлении позиций, уже награждены. Тогда мы прогремели хорошо. Самое главное, что после этого штурма все ребята остались в живых.

Кроме того, мы выполняли задания в составе 59 бригады. Мы видели войну с разных сторон. И я считаю, что ребята справились с задачами на сто процентов. Тогда на Донецком направлении мы отбивали штурмы и заходили на штурмы, делали невозможное, за что некоторых наших бойцов лично наградил президент Украины Владимир Зеленский 100 августа во время торжественного празднования Дня Независимости в Киеве. Кроме того, некоторые получили награды от Главнокомандующего ВСУ Александра Сырского. Это Колесниченко Валентин, Вадим Баргамон, Александр Шамрай, Андрей Бабинский, Андрей Филонов. Это те ребята, которые в то время давали старт всему батальону. Надо сказать, что все молодцы, но эти бойцы были направляющими спутниками для других. Хотел бы подчеркнуть, что ни у одной из бригад, с которыми мы стояли бок о бок, не было претензий к нашим ребятам, и у нас остались дружеские отношения с командирами.

 — Мы уже затронули тему мотивированности военных. Как Вы со своей стороны не даете ребятам опустить руки?

— Мотивированность зависит от командиров и собратьев. Я считаю, что люди мотивируют людей – это основное, что нас сейчас держит. Мотивируют семьи, нормальные человеческие отношения и понимание бойцов, что они кому-то нужны. Вообще, степень мотивированности – это переменное состояние. Нельзя сказать, что он держится на одном уровне. К сожалению, в нашем деле много разочарований, это – обеспеченность, условия несения службы, подготовка.

Моя основная задача – сделать так, чтобы ребята поняли, что они хоть кому-то небезразличны в этом мире. Как следствие, и ответная реакция ответна. Основная ценность – сохранение жизни людей. И когда они понимают, что все меры направлены на это, растет и мотивация. Это полный подход, благодаря которому человек ощущает себя частью огромного организма. Из основных факторов: это подготовка, обеспеченность и забота о людях. Но я стараюсь им донести, что не все в моих силах. К сожалению, бывает так, что боец ​​попадает в подразделение, где каждый живет своей жизнью, и из-за отсутствия взаимодействия и взаимопонимания нет и результативных действий. Наши ребята, выполняя задание, думают, как не подвести меня и своих собратьев.

 — Судя по тому, что Вы рассказываете о вверенном Вам подразделении, среди ребят царит дружеская атмосфера. А случаются ли у вас конфликты? Как вы их решаете?

— Конфликты случаются, и это нормально. Благодаря конфликтам мы растем. Я даже думаю, что когда какие-то стычки случаются, то ты можешь выяснить, почему человека прорвало. Я сторонник того, что в любой ситуации нужно общаться. Когда я проходил службу в Косово, мне было 24 года, а моими подчиненными были старше мужчины, то я умышленно провоцировал людей на разговоры. Когда человек выражается откровенно, ты понимаешь, что он чувствует, и можешь повлиять на это. Я готов смотреть каждому в глаза, и поэтому атмосфера более-менее нормальная, потому что я никогда ни от кого не прячусь.

 — В последнее время в украинской армии остро встала проблема самовольного ухода с частей. Были ли такие случаи в вашем подразделении? Что, по вашему мнению, влияет на бойцов, принимающих решение покинуть строй?

— Первое СЗЧ у нас было, когда мы присоединились к 47-й бригаде, которая, так сказать, разорвала подразделение. Ведь под нашим руководством эти ребята готовы были служить, но однажды бригада отправила часть людей в другой батальон, туда, где за месяц очень много потерь было. И вот у людей сработал инстинкт самосохранения, и часть из них ушла в СВЧ. Как бы это ни звучало, но у некоторых командиров с течением войны вырабатывается хладнокровие, даже безразличие… У меня другое отношение. К примеру, когда к нам прибыли новые ребята, и некоторые из них были СЗЧ-шники, я общался с ними, пытался поставить себя на их место. Каждый инструктаж перед выходом на позицию я пропускал через себя. Когда наши ребята идут на позицию, я отношусь к ним так, словно это мой брат или близкий человек, и тогда немного другая эффективность. И когда наши ребята после перевода поняли, что такого уже не будет, вот в тот момент и случились СВЧ. Вообще это зависит от многих факторов. Одно дело, если человек, например, понимает, что это последний шанс остаться в живых, он идет в СЗЧ. Если говорить в целом, то бывают такие случаи, когда бойцу ставят задачу удержать некую условную «ямку» ценой жизни. И другой случай, когда военному становится страшно, и он не знает, что делать, его ведь не готовили должным образом. Безусловно, психологический фактор влияет, но основное, я считаю, это обучение. Например, почему наши ребята смогли пойти на штурм, потому что уже имели практические знания.

 — Страх за свою жизнь – это природное чувство, но в стрессовых ситуациях бойцы могут потерять самоконтроль. Что вы делаете, когда видите, что ребята растерялись?

— Страх находится постоянно, и моя задача как командира вывести человека из этого состояния. Подбираю необходимые и меткие слова поддержки для каждого индивидуально. Когда человек в ступоре, и мозг вроде бы отключается, задача командира – постепенно выводить из этого зацепа. И тогда страх пропадает. Когда ребята выходят на задание, я всегда с ними на связи, и в случае возникновения шоковой ситуации я начинаю, например, давать прямые указания, как им нужно поступать. Но это должно быть наложено на обучение. Если у человека есть навыки, он быстро переключается и выполняет мои инструкции. Я могу сказать: "Или ты возьмешь под контроль свою жизнь, или ее под контроль возьмут русские". И тогда реакция почти мгновенная – боец ​​приходит в себя.

 — Кто поддерживает ваше подразделение, какую помощь вам оказывают?

— Если говорить в целом, нам помогают обычные люди. У каждого есть круг друзей и знакомых, которым не безразлично. От них поступает основная помощь. Я не могу не упомянуть о том, что слишком много мы тратим собственных средств. Особенно когда мы были на Донецком направлении, обеспеченность была очень плохая. Для понимания мы могли потерять до четырех языков в день. А стоимость одного – 200 тысяч гривен. Сейчас более-менее наладили отношения с обществом Белгород-Днестровского района, которые нам помогают.

От мастеров из Аккермана Евгения Чудака и Сергея Ожегова, например, нам привезли две ноши, потому что на участке, где мы сейчас находимся, много приходится ходить пешком на позиции из-за атаки дронов. И вот эта тачечка очень эффективна для перевозки парней раненых или имущества. Кроме того, наш начальник гражданско-военной службы недавно привез нам буржуйки. Сейчас на позициях топить нельзя, потому что видно в тепловизор, и сразу что-нибудь прилетает. А эти буржуйки с окопными свечами внутри действительно согревают. За это ребят красно спасибо, ведь абсолютно бесполезно передали, никаких денег не взяли. Такого сейчас мало.

Следует сказать, что сейчас с обеспеченностью стало лучше. Наша бригада очень помогает: говорящие выдают, РЭБы, автомобили. Также мы работаем над вопросом о выделении субвенций и реализации этих денег. Есть общий язык с руководством бригады на этот счет. Но и мы упрекаем запросы везде, где только можно. Мы стараемся работать со всеми.

 — Что из оказанной помощи Вам запомнилось больше всего?

— Так складывается, что Бог дает нам то, что нужно, и именно тогда, когда нужно. К примеру, когда мы ехали на Донецкое направление, у нас было мало техники и совсем не было РЭБов, а у батальона, к которому мы присоединились, был старенький РЭБ на две частоты. А нам уже нужно было выходить на позиции. И буквально, пока мы доехали в Донецк, один знакомый нашего офицера из Белгорода-Днестровского Александра Кузьминского, вдогонку в течение полутора суток отправил нам пять комплектов РЭБов. К тому времени это было «вау». Это закрывало все потребности. И через сутки мы их поставили. Это было потрясающе. Человек потратил около полутора миллионов гривен и бескорыстно отдал для оборудования батальона. В общем, все, что нам передают, оно все вовремя. Я благодарен всем, особенно ребятам за их титаническую работу. Они – это самое главное. Если бы не они, все эти средства были бы бесполезными. Когда я общаюсь с бойцами, то всегда подчеркиваю, что у них за спинами мирная жизнь на большей части нашего государства, и на самом деле они – это и есть государство. Если они закончатся, никаких выступлений или лозунгов не будет. Некоторые спрашивают: «Что вы там делаете в Донбассе?», а я им говорю: если жизнь наших воинов здесь оборвется, то русские зайдут в ваши деревни и дома.

 — Никакая война не проходит без человеческих потерь. Какая потеря была для Вас самой болезненной? Как Ваше подразделение поддерживает семьи тех, кто остался без мужа, сына, брата или отца?

– Я помню каждого. Все обстоятельства: как он выходил, как он боролся, и когда видишь и понимаешь, что сейчас человек погибнет, а ты ничего не можешь сделать – это самое болезненное. Они все герои, они все делали свое дело. Мы стараемся поддерживать семьи погибших. Наша военнослужащая в Белгороде-Днестровском Мария Маляренко занимается социальным сопровождением раненых и общается с семьями погибших. Мы организуем комнату поддержки для членов семей павших ребят, с которыми будут работать психологи. Мы не скрываемся, готовы смотреть в глаза близким бойцам. Есть такие, кто винит нас, говорит, чтобы мы вернули их мужчин, но я не Господь Бог… Я понимаю этих людей. У меня совесть чистая, я делал все, что мог. Конечно, есть болезненные вопросы, как выплаты семьям УБД, оформление субсидий, но мы держим на контроле все это.

 - Вы возглавляете большое подразделение, контролируете все процессы, помогаете бойцам на задачах. Где Вы берете силы, которые Вас вдохновляют и поддерживают?

— Когда мы были в Донецкой области в районе Красногоровки, некоторые наши ребята интересовались, что я «употребляю», чтобы все успевать контролировать и выдерживать. Есть такая пилюля на самом деле, она очень действенная. И называется она – ответственность. И когда ты это чувствуешь, то сон пропадает и усталость тоже. Конечно, бывают моменты, когда хочется отключиться, но это случается не так часто. Дело в том, что я понимаю, что отвечаю не только за жизнь своих подчиненных, но и за их близких. Ведь от моего несвоевременного или неправильного решения или бездействия зависит их жизнь. Это чье-то будущее без отца, сына или мужа. Я не хочу, чтобы мои родные такое услышали и стараюсь все сделать, чтобы и семьи других такого не переживали. Наши родные – это наши крылья и паруса, безлимитный заряд энергии. На войне время летит очень быстро, и, глядя на своего ребенка, выросшего за эти три года, теперь понимаешь, что уделил время путину, а не семье. Кроме того, я не имею права подвести своих ребят, что будет, если они увидят, как их командир расслабился, ничего не делает, о чем можно говорить дальше, о какой их отдаче. Когда командир бригады, которой мы подчиняемся сейчас, говорил: «Если подразделение заряжено, это очень круто, но если заряжающий командир, то это вообще классно».

 — Когда вы последний раз виделись с женой и дочерью?

- На свой день рождения - 29 ноября. Мы как раз были на восстановлении в Одесской области. И буквально через неделю мы поехали на позиции.

 — Что вы сделаете первым после Победы?

— Это очень личное. Наверное, прежде всего – это наедине я благодарю Бога, что остался жив. Буду благодарен, если рядом будут те ребята, которые сейчас со мной. Конечно, я позвоню жене, и мы обрадуемся вместе… и будем долго плакать. Подобные ощущения у меня были, когда мы уходили из Донецкого направления. Тогда я позвонил по телефону жене, в телефонной трубке была тишина, и я слышал, как она плакала… Мы многое пережили и такого, что не хочется вспоминать. Высшей наградой для меня будет то, что я жив.

Благодарим Вас за беседу и Ваш подвиг. Искренне желаем Вам и всем воинам, которые нас сейчас защищают, как можно скорее вернуться домой невредимыми!